Пока ты была со мною, я не боялся смерти...

Иосиф Бродский

В деревне Бог живет не по углам,

как думают насмешники, а всюду.

Он освящает кровлю и посуду

и честно двери делит пополам.

В деревне он – в избытке. В чугуне

он варит по субботам чечевицу,

приплясывает сонно на огне,

подмигивает мне, как очевидцу.

Он изгороди ставит. Выдает

девицу за лесничего. И в шутку

устраивает вечный недолет

объездчику, стреляющему в утку.

Возможность же все это наблюдать,

к осеннему прислушиваясь свисту,

единственная, в общем, благодать,

доступная в деревне атеисту.                                              

                                          

Необычное стихотворение для человека, родившегося в Санкт-Петербурге и преимущественно ведущего городской образ жизни. Что это? Понимание отчуждённости человека от каменного великолепия города, понимание присутствия божественного в простом  или одиночество человека в большом городе? Необычна тема стихотворения для советского времени, когда присутствие  Бога не волновала официальную литературу. Но, возможно, именно вера помогла перенести все тяготы жизни, выпавшие на долю Иосифа Бродского…

В глазах советской общественности поведение молодого поэта действительно выглядело вызывающим. Он писал стихи, в которых не было ни пафоса коллективизма, ни высоких патриотических чувств… Вместо этого — сплошная осанна индивидуализму. «В каждом из нас Бог!» — самонадеянно утверждал молодой поэт, провоцируя в душах своих поклонников нездоровый дух вольницы и откровенного пренебрежения установками партийной идеологии.

Бдительные компетентные органы, призванные оберегать молодое поколение от чуждого влияния, строго предупредили поэта. Однако Бродский это предупреждение проигнорировал. Он продолжал выступать в различных аудиториях, собирая полные залы восторженной молодежи.

И 29 ноября 1963 года в газете «Вечерний Ленинград» была опубликована статья под хлестким названием «Окололитературный трутень». Статья была гнусная, собственно, не статья, а подлый донос, из которого следовало, что молодой бездельник по имени Иосиф Бродский, называющий себя поэтом, на самом деле является изменником Родины. А его, так называемые стихи — это «тарабарщина недоучки, который и не скрывает своей нелюбви к Отечеству». Газета призывала «перестать нянчиться с окололитературным тунеядцем». 

Многоопытные друзья поэта вполне осознавали, чем грозит затеянная против Бродского кампания травли. Они уговаривали Иосифа на время покинуть город, переждать опасный период в какой-нибудь деревенской глуши. Бродский никого не слышал. Со стороны такое поведение могло показаться безрассудным. На самом деле Бродский ужасно страдал, но совсем по другой причине. Как раз в это время он переживал личную драму — ему изменила возлюбленная. Ушла к его же другу, тоже поэту. И это двойное предательство — друга и любимой женщины — затмило для него все остальное, в том числе угрозу готовящейся расправы. Горе двадцатитрехлетнего поэта было безутешным. Он не мог поверить, что любимая ушла навсегда. Надеялся, что она одумается, вернется. Безмерно страдая, он не переставал ждать… готов был простить измену… 

… Я никогда не отличалась любовью к поэзии, моё сердце было глухо к рифмованным строчкам. Может, жизненные обстоятельства привели к пониманию этого чуда.  Признание А.С. Пушкина «Я вас любил…»  не трогало, а  «Пророчество»  И. Бродского  осталось со мной на долгие годы.

     Мы будем жить с тобой на берегу,

     отгородившись высоченной дамбой

     от континента, в небольшом кругу,

     сооруженном самодельной лампой.

     Мы будем в карты воевать с тобой

     и слушать, как безумствует прибой,

     покашливать, вздыхая неприметно,

     при слишком сильных дуновеньях ветра.

     Я буду стар, а ты - ты молода.

     Но выйдет так, как учат пионеры,

     что счет пойдет на дни - не на года, -

     оставшиеся нам до новой эры.

     В Голландии своей наоборот

     мы разведем с тобою огород

     и будем устриц жарить за порогом

     и солнечным питаться осьминогом.

     Пускай шумит над огурцами дождь,

     мы загорим с тобой по-эскимосски,

     и с нежностью ты пальцем проведешь

     по девственной, нетронутой полоске.

     Я на ключицу в зеркало взгляну

     и обнаружу за спиной волну

     и старый гейгер в оловянной рамке

     на выцветшей и пропотевшей лямке.

     Придет зима, безжалостно крутя

     осоку нашей кровли деревянной.

     И если мы произведем дитя,

     то назовем Андреем или Анной.

     Чтоб, к сморщенному личику привит,

     не позабыт был русский алфавит,

     чей первый звук от выдоха продлится

     и, стало быть, в грядущем утвердится.

     Мы будем в карты воевать, и вот

     нас вместе с козырями отнесет

     от берега извилистость отлива.

     И наш ребенок будет молчаливо

     смотреть, не понимая ничего,

     как мотылек колотится о лампу,

     когда настанет время для него

     обратно перебраться через дамбу.

На момент написания стихотворения Бродскому двадцать пять лет. Редко  в поэзии встретишь не просто любовные внезапные, мимолётные  чувства, а поэтизирование долгой совместной жизни. И как продолжение:

Мы снова проживаем у залива,

и проплывают облака над нами,

 и современный тарахтит Везувий,

и оседает пыль по переулкам,

 и стёкла переулков дребезжат.

Когда-нибудь и нас засыпет пепел.

Так я хотел бы в этот бедный час

 приехать на окраину в трамвае,

 войти в твой дом,

 и если через сотни лет

придёт отряд раскапывать наш город,

то я хотел бы, чтоб меня нашли оставшимся

 навек в твоих объятьях,

засыпанного новою золой.

…О юной художнице Марине Басмановой Анна Ахматова как-то задумчиво сказала: «Тоненькая, умная и как несет свою красоту! И никакой косметики. Одна холодная вода!». И действительно, в этой девушке всегда было что-то таинственное и величавое, присущее только водной стихии. «М.Б.» – Марина Басманова – та самая возлюбленная и таинственная муза, которую поэт даже считал своей невестой, одна из самых загадочных, странных и скрытных людей в окружении поэта. Вряд ли найдется сегодня персонаж из этого окружения, который был бы окутан столькими слухами, версиями, недомолвками и тайнами. Существует только одна фотография загадочной "М.Б.", едва позволяющая судить о том, как она выглядит на самом деле.

… Марина ушла от поэта к его другу, Дмитрию Бобышеву, в новогоднюю ночь. В то время Бродский скрывался от преследований в Москве, однако, узнав об измене, срочно вернулся в Ленинград, где спустя несколько дней и был арестован. Отношения Бобышева и Басмановой практически все друзья из окружения поэта восприняли, как предательство. Тем не менее, эта девушка оставила в душе поэта настолько глубокий след, что даже спустя 7 лет, в 1971 году, он посвятил ей стихотворение «Любовь».

Дмитрий Бобышев

«Я дважды пробуждался этой ночью и брел к окну», – первая строчка этого произведения отнюдь не настраивает на романтический лад. Вскоре подобное несоответствие объясняет сам поэт, так как из контекста произведения ясно, что речь идет о неразделенной любви. Точнее сказать, Бродский не знает, что именно испытывает к нему та, которую он считал своей невестой. Однако поэт понимает, что если разрыв отношений произошел столь нелепым образом, то в этом виноваты оба.

Во сне Бродский видит свою возлюбленную беременной, что вызвало у него весьма противоречивые чувства. «Проживши столько лет с тобой в разлуке. Я чувствовал вину свою», — отмечает автор. Трудно понять, за что именно он винит самого себя. Вероятно, за то, что не смог сохранить эти отношения, которые до сих пор окутаны романтической тайной. Пытаясь прикоснуться во сне к любимой, поэт неизменно просыпается и бредет к окну. Ему горько оттого, что его возлюбленная осталась где-то там, во тьме его снов и иллюзий. На самом же деле у этого чувства горечи есть вполне осязаемая подоплека, так как Бродского вынудили уехать их Советского Союза, где он оставил своих родных, друзей и – Марину Басманову, которая после этого фактически превратилась в затворницу.

Я дважды пробуждался этой ночью
и брел к окну, и фонари в окне,
обрывок фразы, сказанной во сне,
сводя на нет, подобно многоточью
не приносили утешенья мне.

Ты снилась мне беременной, и вот,
проживши столько лет с тобой в разлуке,
я чувствовал вину свою, и руки,
ощупывая с радостью живот,
на практике нашаривали брюки

и выключатель. И бредя к окну,
я знал, что оставлял тебя одну
там, в темноте, во сне, где терпеливо
ждала ты, и не ставила в вину,
когда я возвращался, перерыва

умышленного. Ибо в темноте —
там длится то, что сорвалось при свете.
Мы там женаты, венчаны, мы те
двуспинные чудовища, и дети
лишь оправданье нашей наготе.

В какую-нибудь будущую ночь
ты вновь придешь усталая, худая,
и я увижу сына или дочь,
еще никак не названных, — тогда я
не дернусь к выключателю и прочь

руки не протяну уже, не вправе
оставить вас в том царствии теней,
безмолвных, перед изгородью дней,
впадающих в зависимость от яви,
с моей недосягаемостью в ней.

 … Бродский вынужден был эмигрировать в Америку. Марина родила сына и предпочла одиночество. Говорят, она стала глубоко православной,  в отличие от многих других друзей и знакомых юности Бродского ведет себя корректно, мемуаров не публикует, не дает интервью, не встречается с журналистами, не отпирает дверей даже знакомым людям, не ведет телефонных разговоров с незнакомыми. …

…Жена поэта Мария Соццани, красавица-итальянка русского происхождения была моложе его на тридцать лет и... безумно напоминала Марину Басманову в юности... Мария стала не только любящей женой, но и верным другом и помощницей во всех литературно-издательских делах. У них родилась прелестная дочка — Анна-Александра-Мария Бродская. Близкие друзья поэта в один голос утверждали, что пять лет брака с Марией стали для него счастливее, чем все предшествующие годы вместе взятые…

… И лишь перед смертью поэт перепосвятит все стихи о любви Марине Басмановой …

И – напишет строки, которые вошли и в мою жизнь, приняты и остались со мной:

Что сказать мне о жизни? Что оказалась длинной.

Только с горем я чувствую солидарность.

Но пока мне рот не забирали глиной,

из него раздаваться будет лишь благодарность.

Елена Прокопенко, методист организационно-методического отдела ЦГБ им. Н.К. Крупской